Отечественная история никак не может пожаловаться на недостаток любопытных личностей. Но, наверное, претендовать на роль одной из наиболее колоритных фигур в Российской империи рубежа XVIII-XIX вв. вполне может кардинал Станислав Сестренцевич Богуш. Впрочем, все по порядку.
Появившись на свет в Вильно в 1731 г., Сестренцевич провел достаточно бурную молодость. Офицер на службе прусского короля, перешедший затем на русскую и дослужившийся до чина капитана драгун, одинаково ловко расправлявшийся с противниками и горячительными напитками, неоднократно раненый в бою и на дуэлях, этот солдат вплоть до тридцати лет являлся кальвинистом. И, пожалуй, как никто другой был бы удивлен в тот период своей жизни, если бы узнал, что позднее он будет более пятидесяти лет возглавлять римско-католическую церковь в России, будучи епископом и даже кардиналом. Добавим, что переход в католическую веру у капитана драгун был связан с женитьбой на некой богатой польской красавице. Но то ли ранняя смерть супруги, то ли раскаяние в многочисленных грехах молодости привело Сестренцевича к монашеству. Ну а далее началось его стремительная и, без всякого преувеличения, поразительная карьера на новом духовном поприще. Став священником в 1763 г., он уже в 1767 г. являлся каноником, в 1771-1773 гг. управляющим Виленской епархией в отсутствии епископа. С 1782 г. Сестренцевич епископ, а с 1784 г. архиепископ Могилевский. Затем Екатерина добилась от Святого престола того, о чем трудно было даже мечтать – в 1795 г. ее ставленник Сестренцевич официально был назначен папским легатом. Всего через три года, уже в период правления Павла Петровича, Сестренцевич получил кардинальскую мантию, став митрополитом всех римско-католических церквей России.
Еще при первом разделе Польши в состав Российской империи вошли территории со значительным населением католического вероисповедания. Трудно сказать, чем именно приглянулся Сестренцевич Екатерине II, однако с этого времени его головокружительная карьера была обеспечена. Между тем религиозный вопрос весьма остро стоял перед русской императрицей именно в отношениях с католиками. Как глава русской православной церкви, являвшейся государственной, допустить распространение духовного и идеологического влияния Рима в пределах своей империи царица не могла. Вот тогда Екатерина и начала свой затейливый дипломатический танец, чтобы добиться от римской курии утверждения своего ставленника.
При этом следует подчеркнуть, что отношения между Россией и Святым престолом практически не поддерживались с начала XVII в., т.е. со времен Лжедмитрия. Вопрос заключался в том, что Ватикан ни при каких условиях не соглашался на разделение светской и духовной власти, а эта формула, в свою очередь, абсолютно была неприемлема для Российской империи. Петербург, впрочем, соглашался на установление дипломатических отношений со Святым престолом, но только при условии, если Ватикан будет иметь дипломатическую миссию лишь в качестве одного из итальянских светских государств, не более того. Поэтому дипломатические отношения, кстати, так никогда и не установленные, между Россией и Ватиканом были невозможны по определению. Однако умная Екатерина сумела добиться своего. О том, насколько это было непросто говорит уже хотя бы сама процедура посвящения в сан.
Сестренцевич, при посвящении в сан епископа, должен был произнести принятые при этом слова, и в частности: “...я буду преследовать еретиков, схизматиков и всех противников святого Господа нашего и сражаться с ними”(1). Естественно, что подобная формула не могла быть приемлема в Петербурге. Однако все обошлось как нельзя лучше, и Святой престол дал согласие на изъятие этих слов из обета. Так Сестренцевич стал епископом, а через тринадцать лет подобным же способом получил кардинальскую мантию.
Говоря о Станиславе Сестренцевиче, современный итальянский историк пишет: “Надо признать, что он был плохим кардиналом, плохим священником, плохим католиком, непримиримым врагом папы и Святого престола, но что касается всего остального, то это был выдающийся человек”(2) .
Действительно, противоречивость личности Сестренцевича просто потрясающа. Обилие анекдотов и презабавных эпизодов, связанных с его именем при дворе Екатерины II, Павла I, Александра I и даже начала царствования Николая I, когда кардиналу было уже далеко за девяносто лет, вполне бы хватило не на одно поколение(3) . Можно себе только представить, к каким ухищрениям приходилось прибегать в Петербурге представителям католических держав, особенно Испании, Португалии и итальянских государств, чтобы избежать встречи с кар-диналом. А когда это было невозможно, как забавлялись окружающие, глядя на лица тех, кто вынужден был целовать руку у бывшего протестанта, в облике и манерах которого был виден более капитан драгун, чем священнослужитель(4) .
Письма и депеши этих дипломатических представителей были буквально за-полнены праведным гневом и малолесными эпитетами в адрес Сестренцевича(5) . Но все же это была одна, лишь видимая сторона его личности. Более глубокая и скрытая заключалась в том, что кардинал являлся истинным писателем и ученым, блестяще владевшим материалами по древней и новой истории. Между прочим, одна из его многочисленных книг носила название “Искусство продлить жизнь”, а ее автор прожил до 96 лет, умерев в 1826 г. от простуды, полученной в результате долгого ожидания кареты после придворного бала(6) .
Тот, кто бывал в фондах Одесского историко-краеведческого музея, не мог не обратить внимание на небольшой по размерам, но яркий и запоминающийся портрет человека в красной кардинальской мантии. Этот портрет Станислава Сестренцевича ранее принадлежал Одесскому императорскому обществу истории и древностей, и надо сказать, что его появление здесь было отнюдь не случайным.
Дело в том, что Сестренцевич вполне может именоваться одним из первых отечественных историков Северного Причерноморья. Еще в 1806 г. вышла его любопытная двухтомная работа “История о Тавриде”. А в 1812 г. в Петербурге был опубликован его главный исторический труд в четырех томах “Исторические исследования о происхождении сарматов, склавинов и славян”(7) на французском языке, принеся Сестренцевичу широкую известность в научных кругах Европы. Конечно, далеко не все положения данной работы сохранили для нас свою актуальность, но для своего времени она имела большое значение, в том числе и для первых историков Северного Причерноморья.
Между тем к заслугам Станислава Сестренцевича перед отечественной историей необходимо отнести прежде всего то, что благодаря его деятельности вопросы относительно католического населения Новороссийского края с самого начала не стояли столь остро, как в других регионах Российской империи. Более того, можно утверждать, что наряду с иными проблемами различных вероисповеданий в южных губерниях, католические были решены здесь безболезненно. Естественно, в рамках тех возможностей и тех условий, которые могли быть предоставлены сословным обществом в начале XIX века. Во всяком случае, тот факт, что веротерпимость с самого начала легла в основу политики развития Новороссийского края, в чем немалая заслуга и кардинала Сестренцевича, является несомненным.
Нельзя забывать, что на рубеже XVIII-XIX вв. собственно католическая церковь находилась в глубоком кризисе. Причем, это было связано не только с событиями французской революции, ибо упадочные явления отчетливо проявились задолго до взятия Бастилии, но и с более глубокими процессами, происходившими в большой политической игре Европы. Уже сам по себе факт того, что православная Россия, исходившая из своих внешнеполитических интересов, являлась единственной европейской страной, предоставившей убежище ордену иезуитов после его запрещения, говорит о многом.
Все это вызывало достаточно серьезные разногласия, как внутри католического духовенства Восточной Европы, так и его паствы. Для заселения огромных территорий Северного Причерноморья данная проблема имела немаловажное значение, так как иностранные поселенцы из стран Европы в своей значительной части принадлежали к католической церкви, не говоря уже о выходцах с польских территорий, присоединенных в результате разделов. Поэтому деятельность францисканцев, доминиканцев, иезуитов и других представителей различных католических орденов и течений, стремившихся к особой доминирующей роли во вновь присоединенных провинциях, необходимо было направлять к своеобразному общему знаменателю, когда внутренние распри должны были уступить нормальному сосуществованию. Решение этой задачи, впрочем, не всегда успешно, и взял на себя кардинал Сестренцевич.
Но все же, наиболее сложной проблемой для кардинала являлась веротерпимость. Католицизм, не отличавшийся данным качеством на протяжении всего периода нового времени, должен был искать в южных губерниях Российской империи качественно новый подход во взаимоотношениях не только с государственной религией, каковой являлось православие, но и с десятками других церквей, религиозных групп и сект. О том, что данный подход был найден говорят многочисленные документальные свидетельства. К примеру, многие европейские путешественники отмечали в ряде иностранных колоний юга России удивительную для себя картину, когда в одном и том же поселении мирно проживали люди различных вероисповеданий, а их культовые здания могли располагаться в непосредственной близости друг от друга. Так, например, в Саратской колонии, основанной выходцами из Баварии и Вюртемберга, которые, в свою очередь, являлись лютеранами и католиками, на воскресную службу семьи могли идти вместе и лишь в конце пути расходиться по разным зданиям.
Конечно, в том, что религиозный вопрос относительно католиков не стал камнем преткновения на пути зарождения и развития огромного Новороссийского края заслуга далеко не только кардинала Сестренцевича. Однако его деятельное участие и, главное, продуманность действий, о чем свидетельствуют его многочисленные научные труды, достойны уважения.

литература

1. “Hereticos Sismaticos, ac omnes Rebelles Santissimi Domini nostri persequar et impugnabar”. Для изъятия этих обычных слов из обета, даваемого при возведении в сан епископа, папский нунций, ожидая разрешения из Рима, вынужден был задержаться в России еще почти на год.

2. См.: Berti G. Russia e stati italiani nel Risorgimento. – Roma, 1957.

3. Именно Сестренцевич был тем священником, который в ответ на упреки, что он не очень почтительно относится к римскому папе, показал на царя и воскликнул: «Вот мой папа!». Отдельные анекдоты, широко распространившиеся в Европе, приписывают эти слова в адрес Екатерины, что, впрочем, не представляется чем-то невероятным.

4. Собственно и сам Станислав Сестренцевич не скрывал этого. В своем дневнике он бесстрастно описывает эпизод, когда после восшествия на престол Павла I он не знал с какой стороны императорского кортежа ему становиться, царь заметил: «Вы ведь служили в армии и знаете, что капитаны имеются как на правом, так и на левом фланге» - Дневник Сестренцевича. – СПб., 1913. – С. 23.

5. Например, посланник Пьемонта граф Жозеф Де Местр писал в одном из своих донесений, что Сестренцевич является «живым воплощением опасности для католической церкви». Причем, Де Местр при одном упоминании имени митрополита всех римско-католических церквей бледнел от гнева и приходил в состояние плохо скрываемой ярости. Вообще, по меткому наблюдению современников, представители католических стран бегали и прятались от Сестренцевича, как от чумы.

6. Сестренцевич, практически, вел светский образ жизни, не отказывая себе в удовольствиях. Даже Потемкин, как пишет Сестренцевич, «посоветовал мне однажды по секрету не посещать совсем балов и театров, ибо это несовместимо с моим званием». – Дневник Сестренцевича, с. 15. Однако, судя по всему, эти слова мало по-влияли на него. Так, в полушутливой беседе кардинала с Павлом I, император заметил: «Я считаю, что вы распутный человек». Сестренцевич спокойно отпарировал: “Calor amicus naturae” (Страсть – друг природы). На что Павел процедил сквозь зубы: «Кем я его заменю, если он умрет?» – Там же, с.142.

7. “Recherches historicques sur l’origine des Sarmates, des Esclavons et des Slaves”.