В начале лета 1822 г. из Парижа в Одессу пришло горестное известие о смерти герцога Ришелье. Одесса мысленно прощалась с тем, кто за годы пребывания ее градоначальником сделал для юного города столь колоссально много, с тем, кто пользовался искренней любовью и уважением ее граждан. Оплакивался человек, находившийся на высшей ступени государственной иерархии Франции, но живший мечтой вновь вернуться в Одессу, дабы провести здесь остаток дней своих. Вернуться в тот город, в котором по признанию самого Ришелье прошли лучшие годы его жизни, и для облегчения развития экономики, просвещения и культуры которого он не жалел ни усилий, ни времени вплоть до самой своей кончины. Нет ничего удивительного поэтому, что призыв графа Ланжерона начать сбор средств на сооружение памятника бывшему одесскому градоначальнику нашел широкий отклик не только среди купечества, высокопоставленных лиц и окружения Новороссийского генерал-губернатора, но и стал близким и понятным простым людям, от рабочих мукомольных заводов, до портовых грузчиков. Воистину редкий и удивительный всенародный гражданский порыв. Заступивший в мае 1823 г. на пост Новороссийского генерал-губернатора граф Михаил Семенович Воронцов обратился с личной просьбой к одному из самых известных скульпторов своего времени - академику Мартосу, который согласился принять заказ Одессы на создание проекта памятника герцогу Ришелье. Родившийся на Украине в 1752 г. (по некоторым данным в 1754) в семье старинного казацкого рода, Иван Петрович Мартос получил блестящее художественное образование. Еще в 1764 г. он был зачислен в Академию художеств в С.-Петербурге, по окончании которой, с 1774 по 1779 год проходил стажировку в Риме. Талантливый скульптор, Мартос стал после возвращения из Италии одним из родоначальников так называемого русского классического надгробия. С начала ХIХ в. Мартоса все больше стала привлекать монументальная скульптура. Так, с 1804 года он приступил к созданию для Москвы памятника Минину и Пожарскому, открытие которого состоялось в 1818 г. В письме от 9 января 1824 г. Мартос писал Михаилу Семеновичу Воронцову в Одессу: “Я представляю на ваше утверждение величину статуи, которой вышину полагаю более сажени или семи футов; сия величина есть колоссальная. Она будет отлита из бронзы, не из составных частей, как то делают во Франции и в других местах, но вся цельная, вылитая в один раз и отделанная во всех частях в возможном совершенстве. По сделанию эскиза моей идеи, доставлю с оного рисунок Вашему сиятельству вместе с рисунком пьедестала. Будучи одушевлен исканием более чести нежели пользы, я соглашаюсь сделать статую для Одессы за предлагаемую Вашим сиятельством сумму сорок тыс. рублей, выключая пьедестал, который можно сделать из находящегося в Полтавской губернии гранита, из которого сделан монумент в Полтаве. Обращики оного я видел; он дает превосходный глянец, находится большими кусками и в обработке держит кромку острее нашего гранита. Вероятно есть там люди, умеющие его работать. Отделка пьедестала из сего камня будет выгодна еще и потому, что провоз его до Одессы не может стоить дорого. Пламенное мое желание состоит в том, чтобы сделанную модель в алебастре выставить в экспозицию для публики в открытие Академии Художеств в будущем сентябре месяце, до которого остается семь месяцев. Времени немного; надобно употребить особенное усилие, чтобы поспеть к оному. Одно зависящее от Вашего сиятельства разрешение будущею почтою несколькими строчками, и я тотчас приступлю к делу... За статую для Одессы, которую обязуюсь сделать через полтора года, располагаю сумму сорок тысяч рублей следующим образом: при начале работы получить мне 15 тыс. руб.; по окончании модели и форм для отливки из бронзы получить 20 тыс. руб.; по совершенном окончании бронзовой статуи получить остальные 5 тыс. руб. По точному сему расчислению я производил московский монумент Минина и Пожарского, также статую императрицы Екатерины II для залы Благородного Собрания в Москве, и всем партикулярным людям. В сем виде Ваше сиятельство можете приказать сделать условие со мною и для статуи в Одессе, но так, чтобы мне иметь дело только с особою вашею, а не другим каким лицом; ибо другого никого не хочу ведать по сему делу. Написать условие в два экземпляра одинакие: один для Вашего сиятельства, который я подпишу, а другой для меня за вашим подписанием. Таким образом, получа от Вашего сиятельства по сему делу утверждение и денег 15 тыс. руб., при начале работы мне необходимые, я, не теряя ни мало времени, при помощи божьей, начну со всевозможным рвением производить работу, и ежели успех доставит мне всеобщую похвалу, то я с благодарностью его буду относить Вашему сиятельству”. Следует отметить, что желание Мартоса как можно быстрее получить заказ из Одессы вполне объяснимо. Сорок тысяч рублей по тем временам были огромными деньгами, и подобная сумма позволяла скульптору не только поправить свои материальные дела, но и, главное, давала широкий простор для воплощения своих творческих замыслов. Выделим еще один момент, касавшийся собственно позиции М.С. Воронцова. Если для Мартоса очередная возможность проявления своего таланта совершенно естественна, то деятельное участие Воронцова в организации работ по созданию памятника Ришелье являлось не просто гражданским актом, но и имело довольно четкое политическое обоснование. Дело в том, что заступая на пост Новороссийского генерал-губернатора, Воронцов должен был ясно показать свою ориентацию относительно управления обширным краем. Взяв курс на преемственность прогрессивных начинаний Ришелье в Северном Причерноморье - поощрение торговли, роста населения, улучшения земледелия, создание промышленности, развитие просвещения, науки, культуры и т.д., Воронцов как бы образно подчеркивал свою приверженность этому пути, отдавая должное своему предшественнику. Впрочем, чисто человеческие эмоции здесь также играли роль, ибо Михаил Семенович хорошо знал и часто встречался с Ришелье во Франции, где он был в 1815-1818 гг. командующим русским оккупационным корпусом, и был, как и его отец, очень высокого мнения относительно деловых и личных качеств французского премьер-министра. К слову, Семен Романович Воронцов писал сыну, что в лице Ришелье Франция получила то, что не видела более ста лет - честного министра. Между тем, отлитая в бронзе петербуржским мастером литейных дел Ефимовым, статуя Ришелье и три латунных барельефа, символизирующих “Земледелие”, “Торговлю” и “Правосудие”, прибыли в Одессу. Торжественное открытие памятника было назначено на 22 апреля 1828 г. 
Накануне, с субботы на воскресенье, лил дождь и устроители праздника волновались. Однако воскресное утро принесло яркое солнце и голубизну неба, соответствовавших праздничному настроению одесситов, которые все, от мала до велика, устремились к центру города. Согласно обычаю того времени, вначале была отслужена торжественная литургия в Преображенском соборе, а затем процессия, возглавляемая М.С. Воронцовым направилась на бульвар. Вокруг пьедестала памятника была сделана специальная решетка, на углах которой развивались четыре флага: русский, английский, французский и австрийский, как дань международного признания деятельности Ришелье при строительстве одесского порта. Напротив статуи, со стороны моря был выстроен батальон Уфимского пехотного полка, с противоположной стороны разместились воспитанники и профессора Ришельевского лицея, нарядный вид которых подчеркивал торжественность момента. Естественно, всех желавших находиться в непосредственной близости от центра событий вместить было невозможно, поэтому людское море простиралось во все видимые стороны этого живописного места. Вначале было зачитано правительственное разрешение на сооружение памятника, а затем, с первыми словами протоирея Куницкого о герцоге Ришелье, спал покров, скрывавший статую. В тот же момент раздались пушечные залпы с кораблей, стоявших в гавани. В этот день многоязыкая Одесса внимала речам на русском и французском, итальянском и латинском языках. Говорили о том, чья деятельность способствовала становлению Одессы как важнейшего экономического, политического и культурного центра юга страны и самого значительного порта на Черном море. В заключение торжественной части батальон Уфимского полка прошел церемониальным маршем вокруг памятника. Знать и сильные мира сего отправились на праздничный обед в губернаторский дворец, а люди попроще продолжили свой праздник, длившийся весь день. С наступлением темноты подножие статуи было “иллюминировано” и одесситы смогли продолжить свое веселье по случаю открытия первого городского памятника, на годы сделавшегося символом их любви к родному городу. |
