Г Л А В А 1

 Территория  Северного Причерноморья к середине ХVIII века являлась объектом устремлений государств, цели и задачи которых вытекали не столько из их “исторического” права на обладание ею, сколько из складывавшейся на тот момент политической конъюнктуры. Эти цели были различны и по своим социально-экономическим перспективам, и по глобальным планам относительно развития отношений Восток-Запад. Из данных государств: Российская империя, Турция, Крымское ханство и Польша, лишь последняя полностью утратила возможность ведения самостоятельной политической линии в так называемом Восточном вопросе. Более того, уже к этому периоду Польша, резко деградировавшая в третьеразрядные державы, не была способна реально подкрепить свои претензии на восстановление “Великой Польши от Балтийского до Черного моря”, да и само существование ее государственности становилось делом весьма проблематичным [1] .

 В свою очередь Крымское ханство, являвшееся вассалом Османской империи, также обладало ограниченными возможностями проведения каких либо самостоятельных внешнеполитических действий, не имея абсолютно никакого влияния в большой европейской политике. Вот почему основная борьба за обладание Северным Причерноморьем развернулась между Османской и Российской империями.

 Это противостояние двух империй в Северном Причерноморье носило долгий и изнурительный характер и распадалось на ряд этапов. Относительно территории собственно Южной Украины мы можем проследить эти этапы хронологически по соответствующим ключевым международным политико-правовым актам:

1.    Кючук-Кайнарджийский мирный договор 1774 г., в результате которого к России отошла территория между Бугом и Днепром.

2.    Манифест Екатерины II от 8(19) апреля 1783 г. о присоединении Крымского полуострова к составу Российской империи.

3.     Ясский мирный договор 29 декабря 1791 г. (9 янв. 1792 г.), когда Россия получила Очаковскую область, расположенную между Бугом и Днестром.

4.    Бухарестский мирный договор 1812 г., в результате которого Россия приобрела территорию между Днестром и Дунаем, именуемую Бессарабия или Буджак.

 Каждый из означенных этапов имел различное влияние на международную жизнь Европы того времени, но в совокупности данный процесс послужил основой для тех глобальных изменений в политической и социально-экономической жизнедеятельности европейского континента, значение которых уже в Х1Х в. стали определяющими. Вот почему, рассматривая отдельные моменты в развитии так называемого Восточного вопроса, следует с самого начала зафиксировать многослойность тех или иных исторических фактов, когда кажущиеся второстепенными на предварительном этапе, они могли превратиться в источник общеконтинентального кризиса, как это было, например, в Очаковском вопросе.

 Казалось бы, русско-турецкая война 1768-1774 гг. и заключение Кючук-Кайнарджийского мирного договора должны были дать все ответы относительно будущего Северного Причерноморья [2] . Однако, как мы увидим, именно после Кючук-Кайнарджийского мира завязался сложнейший узел международных проблем, в орбиту которых, так или иначе, было втянуто подавляющее большинство европейских стран. Но, прежде чем переходить к рассмотрению данных моментов, необходимо остановиться на некоторых вопросах, связанных с состоянием Крымского ханства в период его ликвидации.

 Помимо Крымского полуострова, заселенного преимущественно крымскими татарами, в состав государства Гиреев входили также этно-административные территории: Буджакская орда, кочевавшая между Дунаем и Днестром; Едисанская орда, занимавшая степи между Днепром и Днестром, а также Едишкульская, Джембойлукская и другие менее значительные орды, обитавшие в Восточном Ногае, т.е. между реками Бердой и Днепром. Кроме этого в состав ханства входил Керченский полуостров и территории по обеим сторонам Кубани [3] . Таким образом, Крымское ханство, растянувшееся вдоль всего Северного Причерноморья, представляло собой своеобразный тромб для выхода огромного восточноевропейского региона к Черному морю, что вполне согласовывалось с глобальным политическим курсом сюзерена Крымского ханства - Османской империи, рассматривавшей в ХVI - ХVIII вв. Черное море в качестве своего внутреннего озера. Подобное положение дел самым негативным образом отражалось на торговых и политических интересах всей Восточной Европы, но особенно губительным было для развития товарного производства на Украине, причем, как на территориях входивших в состав Российской империи, так и Польши. В этой связи особо следует подчеркнуть, что устремление России к Черному морю на широком пространстве за счет территорий Крымского ханства объективно отвечало интересам прежде всего украинских земель, обладавших огромным экономическим потенциалом.

 Между тем и в отечественной, и в зарубежной историографии общепринятым считается взгляд на ликвидацию Крымского ханства в качестве одностороннего действия России в 1783 г., что не совсем соответствовало реалиям того периода. Хотя бы уже в силу того, что нельзя рассматривать данную территорию государства только в рамках собственно Крымского полуострова, являвшегося, пусть и основной, но всего лишь одной из составных частей ханства. Как политико-правовые документы, так и ход последующих исторических событий позволяют сделать вывод не об одностороннем поглощении Крымского ханства, но о его разделе между Россией и Турцией. Тот факт, что указанный раздел был выгоден прежде всего правительству Екатерины II и проводился под диктовку Петербурга, не должен заслонять от нас реальность перераспределения сил и сфер влияния в Северном Причерноморье, носившего, впрочем, временный характер.

 Этническая неоднородность структуры государства Гиреев представляла собой удобную почву для достижения поставленных политических целей и Петербургом, и Стамбулом. Любопытно, что поиск слабых звеньев в рядах противника привел с самого начала русское правительство к идее сделать ставку на менее развитые в социально-экономическом отношении слои населения Крымского ханства - ногайцев, ведших кочевой образ жизни в бескрайних степях Северного Причерноморья. Так, например, еще в начале первой войны с Турцией командующий 2-й армией генерал-аншеф граф Панин писал в октябре 1769 г. кошевому атаману запорожцев Петру Калнышевскому о необходимости послать знающих язык и местные обычаи казаков в различные части ханства: “с тем, что ежели они пришлют ко мне с приступлением их орды под скипетр и защищение нашей всемилостивейшей государыни, то их орда не только тотчас останется без всяких от российских войск нападений, но и на все будущие времена будут свободны от турецкого ига и останутся во всей своей воле и свободности...” [4] . Насколько удачной была агитация запорожцев говорит уже то, что в июле 1770 г. для переговоров с русской стороной прибыли представители Едисанской орды, самой могущественной в военном отношении, к которым вскоре присоединились и представители Буджакской орды. [5]  Это позволило России перевести значительную часть ногайцев для кочевья за Перекопскую линию, т.е. вывести их за пределы театра боевых действий [6] .

 Щедрые посулы ногайцам и крымским татарам дали возможность России резко изменить баланс политического влияния в свою пользу. Более того, благодаря возросшему влиянию на ногайские орды в Крыму удалось инспирировать государственный переворот, когда на ханский престол был возведен ставленник России хан Шагин Гирей, за что российская императрица не преминула поблагодарить едисанских мурз [7] . 

 Открывшиеся вслед за этим русско-татарские переговоры увенчались подписанием 1 (12) ноября 1772 г. союзного и дружеского договора в Карасубазаре. Российскую сторону на переговорах возглавлял генерал-майор Евдоким Щербинин. Крымское ханство представляли:

1.    От Крымского полуострова: Великий ханский Ага, Бехадир Ага; Ханский родственник Джам-Гирей; Глава рода Шириинских мурз Ширин-бей; Глава рода Аргинских мурз Измаил-бей; Глава рода Мансурских мурз Шахпаз-бей.

2.    От Едисанской орды: Темир-Шах мурза.

3.    От Джембойлукской: Эль-Мурзах мурза.

4.    От Буджакской: Катыр-Шах мурза. [8]

 Как видим, и выделим это особо, все регионы и военно-политические силы Крымского ханства были представлены полностью при заключении Карасубазарского договора, который был ратифицирован Екатериной II и обнародован в январе 1773 года [9] . Данное соглашение явилось основой для мирных переговоров с турецкой стороной в Кючук-Кайнарджире, где признание Крыма и сопредельных татарских областей “вольными и совершенно независимыми от всякой посторонней власти”, стало главным условием подписания мирного трактата. Кроме этого важнейшего положения Россия получила по Кючук-Кайнарджийскому соглашению: Азов, Керчь, Еникале и Кинбурн с землями между Днепром и Бугом; открытие Черного моря и проливов для русского торгового мореплавания; установление своего протектората над Молдавией и Валахией. Таким образом перед Россией открывались самые радужные перспективы в ее южной политике, так как уже в тот момент мало кто сомневался в том, что формальная “независимость” Крыма просуществует недолго [10] .

 Однако, сравнивая Карасубазарское соглашение с последующими международными актами, становится понятным, что Россия де-факто, а в 1779 и 1783 гг. и де-юре признала протекторат Турции над Буджаком и Едисаном, ограничивая свои устремления только Крымским полуостровом и Кинбурном. Это было явным отступлением от соответствующих пунктов договора с ногайцами. А ведь именно благодаря переговорам с Едисанской и Буджакской ордой началось распространение русского влияния в Крымском ханстве и устранение этого опасного союзника Турции. Если вспомнить, сколько пролилось крови в последующие десятилетия в русско-турецких войнах за обладание Очаковской областью и Буджаком, то отнюдь не все достигнутое при подписании Кючук-Кайнарджийского договора может показаться столь уж блестящим.

 Между тем, идя на своеобразный компромисс с Турцией, Екатерина делала это отнюдь не случайно. Решение собственно территориальных вопросов в Северном Причерноморье являлось важным, но, вместе с тем, производным делом в общеевропейской политике последней четверти ХVIII в., где не последнюю роль, помимо чисто политических целей, играли торговые перспективы.

 Повышенный интерес правительства Екатерины II к установлению прямых торговых отношений по Черному и Средиземному морю со странами Леванта, Италии, Испании и др. объективно отражал не только стремление России ввести прямую черноморскую торговлю, альтернативную северному пути, но и сулило самые благоприятные перспективы тем западноевропейским державам, которые вынуждены были мириться с посредническими услугами английских и голландских купцов, монополизировавших товарообмен Восток-Запад, Запад-Восток, шедшим главным образом через балтийские порты [11] . Учитывая, что восточноевропейский рынок поставлял для западных стран жизненно важные товары (шкиперское имущество, корабельный лес, чугун, железо, сало, кожи и др.), эта зависимость от “всемирного перевозчика”, каким являлась на тот момент Великобритания, существенно ущемляла интересы государств Южной и Центральной Европы, что полностью устраивало британские деловые круги. Как несколько позднее фиксировал данное положение российский посланник в Лондоне С.Р.Воронцов: “Сия земля (т.е. Англия - А.Т.), так привыкла делать торговые условия с прочими народами в единственную свою пользу, без всякой взаимности оным, что, будучи избалована незнанием их дел торговых, она неохотно на взаимные выгоды решится” [12] .

 В Петербурге, впрочем, реальные выгоды от прямой торговли со Средиземноморьем осознавались еще задолго до воцарения Екатерины II. Так, в 1741 г. вице-президент Коммерц-коллегии И.А. Мелисино разработал несколько вариантов проекта развития торговли по Черному морю, один из которых был представлен Сенату 30 октября того же года [13] . Указанный проект интересен прежде всего тем, что в нем излагались основные принципы организации торговых отношений России со странами Средиземноморья, отправной точкой для которых должно было стать строительство торгового порта на Черном море. Любопытно, что ряд идей последнего положения Мелисино были использованы впоследствии при выборе главного черноморского торгового порта, каким стал с 1778 г. Херсонский, а с 1794 г. Одесский. Однако проект Мелисино, также как и выдвинутый на его основе в 1745 г. проект Б.Г. Юсупова, был встречен без особого энтузиазма, хотя и послужил толчком для установления прямых дипломатических контактов с рядом средиземноморских государств [14] .

 Кючук-Кайнарджийский договор открывал в этом отношении неизмеримо большие возможности, знаменуя собой начало качественно нового этапа в европейской торговле. Французский историк Е. Жофре следующим образом высказался по данному поводу: “Завоевания Екатерины II произвели переворот в торговых отношениях Европы и дали русской державе громадное влияние на судьбы Востока” [15] . С подобными утверждениями можно согласиться, но лишь с той оговоркой, что этот переворот в торговле между Восточной и Западной Европой в период царствования Екатерины носил быстрее эвентуальный характер, правда, в ярко выраженной форме [16] . Очевидные торговые преимущества, связанные с установлением прямых отношений по Черному морю, могли быть реализованы лишь по мере решения целого напластования международных проблем, получивших в литературе название Восточный вопрос.

 Возникновение в международной жизни Европы Восточного вопроса принято относить к проблемам, связанных с вопросом о судьбе наследства Османской империи. Сам термин Восточный вопрос был впервые употреблен на Веренском конгрессе 1822 года. Однако он ретроспективно характеризовал комплекс явлений сложившихся, как считает большинство исследователей, именно к последней трети ХVIII века [17] . Северное Причерноморье стало, таким образом, своеобразной колыбелью, или, лучше сказать, первым этапом Восточного вопроса, одного из самых болезненных и мучительных в истории Европы.

 Как ни тяжело было социально-экономическое положение в Османской империи, условия мира 1774 г. были восприняты в Стамбуле в качестве национальной трагедии. С Крымом Турция теряла не только удобный плацдарм для нанесения ударов по южным областям Российской империи и Польши, не только удобные торговые фактории и надежные убежища для своего военного флота, но и большое татаро-ногайское войско, содержание которого турецкому султану ничего не стоило. Примириться с потерей столь важной стратегической территорией Блистательная Порта не могла. К этому же ее призывали дипломаты Англии, Франции, Австрии и Пруссии, не желавшие политического усиления России.

 Едва в Петербурге смолкли праздничные салюты в честь подписанного мира с Турцией, как угроза новой войны стала очевидной. Весной 1775 г. в Крыму произошел очередной государственный переворот. Опираясь на поддержку турецких солдат, оставшихся в Крыму под видом местных жителей, ставленник Стамбула Девлет-Гирей сверг Селим-Гирея и публично признал свою вассальную зависимость от турецкого султана. Одновременно на полуостров было переброшено около 10 тыс. регулярных войск Турции и предприняты меры к укреплению пограничных крепостей [18] .

 В ответ на эти действия Турции русский корпус под командованием князя Прозоровского овладел в ноябре 1776 г. Перекопом. В то же время русские войска вторглись в Крым с востока, со стороны Таманского полуострова. Девлет-Гирей со своим ближайшим окружением вынужден был бежать, а на его место был “избран” находившийся на содержании у российской императрицы Шагин-Гирей.

 Подобное развитие событий в Крыму вызвало целую волну негодования в Стамбуле и 17 января 1777 г. на заседании дивана (Большой совет) было принято решение объявить России войну. Однако на следующий день это решение было временно отложено с тем, чтобы дать русскому правительству возможность направить в Стамбул своих представителей для переговоров. [19]

 Екатерина II согласилась на мирное урегулирование конфликта. Через своего посланника в Константинополе она передала турецкому правительству свое согласие на вывод российских войск из Крыма и отвод их за Перекопскую линию. Но при этом царица выдвигала два ультимативных требования - признание Портой Шагин-Гирея ханом с соответствующим духовным благословением султана и публичным объявлением всем крымским татарам о признании Турцией независимости Крыма под властью суверенного хана [20] .

 Трудности возникали прежде всего из-за того, что разделить светскую и духовную власть крымского хана было невозможно. Поэтому компромисс, найденный при обмене ратификационными грамотами Кючук-Кайнарджийского договора еще в 1775 г., гласил следующее: “Новый хан по своем избрании будет извещать об этом Петербургский двор и Порту; падишах, по получении этого извещения, будет обязан признать его в этом сане и послать ему почетную шубу, дульбенд и саблю; в крымских месджидах будут продолжать молиться о падишахе и чеканить монету с его штемпелем; кадии должны будут назначаться константинопольскими кадиелескерами, - но все это под условием, что Порта не будет иметь ни малейшего влияния на гражданское правление Крыма в ущерб его независимости; все это должно служить лишь указанием на то, что падишах, как халиф, имеет право признавать хана как исповедующего религию Мохаммеда, следовательно, исключительно в религиозном смысле, без всякого отношения к гражданским делам” [21] .

 В накаленной обстановке, когда два государства находились буквально на волосок от войны, по вине турецкой стороны переговоры затягивались, что, как это не странно, было более выгодно Петербургу. Екатерина действительно стремилась сохранить мир в тот момент. Так, она предписывала через канцлера Панина своему дипломату Стахиеву “употребить и истощить все свои силы и пособия к отвращению действительного разрыва” [22] . Имея на руках сложную проблему в решении Немецкого вопроса накануне и в период проведения Тешенского конгресса 1778-1779 гг., ставшего одной из вершин ее дипломатического искусства, российская императрица стремилась к поэтапному решению своих внешнеполитических проблем [23] . Как весьма точно подметил британский посол в Петербурге Джеймс Гаррис в депеше своему правительству: “Опыт научил их (т.е. русских - А.Т.), что судьба их переговоров с турками вполне зависит от оборота дел в Германии, так как язык Порты постепенно переходит от самого миролюбивого к враждебному, смотря по тому, что казалось правдоподобнее” [24] . Екатерина прекрасно понимала, что война с Турцией явилась бы одним из сильных козырей в руках ее европейских противников. Медлительность Стамбула, а затем и блестящая политическая комбинация на Тешенском конгрессе позволили ей решить важный Немецкий вопрос, выведший Россию на первые роли в европейской политике, поставив российскую императрицу в качестве гаранта сохранения стабильности в Центральной Европе. Именно в этот момент берет свое начало удивительная метаморфоза в международной жизни континента, столь существенно повлияв на ход дальнейших событий. 

 При решении баварского конфликта российская императрица не только не смягчила австро-прусские противоречия, но и сумела их углубить. Одновременно наметилось и явное похолодание в отношениях между Францией и Австрией в связи с тем же неудачным для Габсбургов баварским обменом [25] . В свою очередь революция в Северной Америке в очередной раз привела Францию и Англию в состояние войны между собой. И как первая, так и вторая стали искать в лице Екатерины II союзника, жертвуя ради этого интересами Турции в Крыму, защитой которых они еще недавно прикрывали свое стремление не допустить продвижение России к югу.

 Особенно важной для Петербурга была нейтрализация Франции. Версальский двор обладал огромным влиянием на Блистательную Порту, традиционно контролируя ее европейскую политику. Достаточно сказать, что единственным европейским государем, который именовался титулом падишах в турецких документах, был французский король. Любопытно отметить, что российский резидент, а затем посланник в Константинополе А.М. Обресков, после того как убедился, “что в турецкой земле титулатура императора или императрицы столь же мало сведома, как у нас падишах”, потребовал от турок именовать Екатерину II падишахом, по примеру французского короля [26] .

 Еще накануне подписания союзного договора с восставшими британскими колониями в Северной Америке, глава французского правительства Монрепа заявлял российскому посланнику князю Барятинскому: “Я думаю, что турки сделают дурачество и опять начнут с вами войну; но я скажу вам по совести, что Франция не приводит Порту к войне; мы не думаем, чтобы истребление Порты было для нас полезно; ибо мы предполагаем, что в настоящем состоянии Порты ей с вами воевать невыгодно; будьте в том уверены, что мы не стараемся удаляться от вас, и думаем, что в сближении была бы обоюдная польза, особенно в отношении торговли” [27] .

 Екатерина не любила Францию, и мало доверяла заверениям ее правительства. Но на сей раз Версальский двор сумел доказать искренность своих попыток не допустить войны. В 1778 г. французский посол в Стамбуле Сен-При, пользовавшийся исключительным влиянием в высших кругах Порты, оказал самую действенную поддержку русской миссии, рекомендуя туркам занять умеренную позицию по отношению к России [28] . Однако оказание данной дипломатической услуги Францией имело несколько иную мотивацию. Французский министр иностранных дел Вержен прямо объяснял в инструкции своему дипломату Корберону, что посредничество Франции вызвано угрозой развала Османской империи и представлялось единственным средством “предотвратить это несчастье” [29] . Старый Вержен, много лет возглавлявший французское посольство в Константинополе, как никто другой понимал, что в случае войны остановить распространение военно-политического могущества России на Балканы и Средиземноморье было бы уже в тот момент невозможно. А то, что Турция в одиночку не была подготовлена к силовому противостоянию с Россией, в Европе тогда понимали практически все.

 Вместе с тем Вержен, если отвлечься от его политических симпатий, высказывал в тот момент довольно здравые суждения относительно перспектив развития взаимных торговых отношений через Черное море. Так, в беседе с князем Барятинским он заявлял: “Ваше свободное мореплавание из Черного моря в Средиземное может быть полезно и для непосредственной торговли между Россией и Францией. Вы не можете себе представить, как бы много мы взаимно выиграли при непосредственной торговле от одного только перевоза, за который мы переплачиваем англичанам и голландцам. Первые годы мы несколько бы и потеряли, потому что не имеем у вас такого твердого фундамента в конторах; но если бы мы были уверены, что вы с нами заключите торговый договор на равных условиях с английским, то, надеюсь и даже могу отвечать, что многие здешние и самые знатные капиталисты заведут у вас конторы и в то же время восстановят прямой курс деньгам между Парижем, Петербургом и другими торговыми городами обоих государств” [30] . Эти слова французского министра доказывают двойственное отношение внешнеполитического ведомства Франции к выходу России к черноморскому побережью. Хотя Вержен, вплоть до конца 1786 г. был уверен, что заключить торговое соглашение с Россией при жизни Екатерины II Франции не удастся [31] .

 К осени 1778 г. дипломатическое давление на Порту позволило снять угрозу войны. В ноябре Екатерина отдала распоряжение фельдмаршалу Румянцеву, “по переменившимся обстоятельствам”, приостановить приготовление к войне с турками [32] . А 10 (22) марта 1799 г. в турецком дворце Айналы-Кавак была подписана так называемая дополнительная конвенция, положившая конец трехлетнему русско-турецкому конфликту.

 Айналы-Кавакская конвенция подтверждала основные статьи Кючук-Кайнарджийского договора. В то же время именно этот международный акт может рассматриваться в качестве юридического оформления раздела Крымского ханства, подтвержденного затем и русско-турецким соглашением в декабре 1783 года. В тексте Айналы-Кавакской конвенции недвусмысленно говорилось: “Русский двор обещает употребить все способы склонить хана и правительство крымское на добровольную уступку Турции земли между Днестром, Бугом, польскою границею и Черным морем” [33] . Естественно, что находившийся на содержании у Екатерины II крымский хан Шагин-Гирей не создал дополнительных трудностей для выполнения русско-турецких договоренностей.

 Между тем благоприятные результаты Тешенского конгресса и переговоров с Турцией сделали возможным кардинально изменить основное направление внешнеполитических устремлений Екатерины II, выдвинув ее южную политику в качестве доминирующей. В Германии российская императрица чувствовала себя полной хозяйкой, каковой она, по сути дела, и стала. Поэтому союз с Пруссией стал для нее достаточно обременительным, как и идея создания так называемого “Северного концерта”. В немалой степени этому способствовали и явные политические промахи Фридриха II, который пропустил момент выдвижения России на первые роли в европейских делах. Дошло до того, что старый Фриц предложил в 1779 г. Екатерине тройственный союз между Россией, Пруссией и Турцией [34] . Более нелепого предложения, когда императрица лелеяла свое воображение изгнанием турок с европейской земли, представить себе было невозможно.

 Международное положение в Европе указанного периода складывалось более чем благоприятно для Петербурга. Смертельно боявшаяся усиления Пруссии, Австрия на Тешенском конгрессе получила доказательства двусмысленности поведения Англии и ненадежности союза с Францией. К тому же Лондон и Версаль были полностью поглощены делами в Северной Америке. Из всех великих держав лишь Россия в этот период свободно располагала своими силами, находясь на вершине своих недавних военных и дипломатических побед. В данных условиях для Иосифа II и его канцлера Кауница союз с Екатериной представлялся чуть ли не спасательным кругом. Но в Австрии прекрасно отдавали себе отчет, что идти с пустыми руками к императрице нельзя. Вот тогда и появилась эта неожиданная для многих идея относительно раздела европейской территории Турции между Габсбургской и Российской империями. Для Екатерины союз с Австрией, еще до недавнего времени являвшейся основным противником русского продвижения на юг, был соблазнительным уже тем, что совершенно ни к чему не обязывал ее в Германии, где она зорко следила за соблюдением принципа равновесия. В то же время она приобретала мощь Габсбургской империи для сокрушения Турции.

 Весной 1780 г. состоялось свидание Иосифа и Екатерины в Могилеве. Возможный тесный союз двух императорских домов привлек пристальное внимание всей Европы, вызывая, и не без основания, опасения у политических противников, как Австрии, так и России [35] . Теплая встреча двух монархов прошла успешно. В тот момент, когда все внимание Екатерины сосредоточилось на южной политике, она не только устраняла препятствия со стороны Австрии, но и развязывала себе руки для вмешательства в европейские вопросы, не имевшие прямого касательства к России. Сколь стремилась Екатерина к союзу с Австрией говорят уже ее слова, сказанные в конце 1780 г.: “Я надеюсь прожить еще столько, чтоб заключить с императором такой тесный, прочный и покоящийся на широких основаниях союз, которого не в силах был бы расторгнуть мой преемник” [36] .

 Подписанный в мае 1781 г. русско-австрийский договор устанавливал оборонительный союз сроком на восемь лет. Стороны обязывались помогать друг другу войсками в случае нападения “какой бы то ни было державы” на их территории, за исключением итальянских и азиатских владений двух империй. Австрия становилась гарантом всех договоров, заключенных между Россией и Турцией. В целом, договор носил стандартный характер и не отличался бы от подобных, если бы не секретная статья, прямо направленная против Порты, и названная самой Екатериной “секретнейшею статьей”. Данная статья выделялась отдельно и составляла всю истинную силу союза [37] .

 Прямым следствием “секретнейшей статьи” явился так называемый Греческий проект, изложенный Екатериной в известном письме к Иосифу от 10 сентября 1782 года [38] . Екатерина предлагала австрийскому императору “вполне и в целости исполнить секретнейшую статью” для “восстановления древней греческой империи на развалинах варварского господства”, под скипетром ее внука, великого князя Константина Павловича. Помимо Крыма и Кубани, ближайшие приобретения для России ограничивались в проекте Очаковской областью, а также одним или двумя островами в Архипелаге. Из Молдавии, Валахии и Бессарабии предлагалось создать новое государство - “Дакию”, во главе которого стал бы православный государь. Австрии предлагалась Сербия, Босния и Герцеговина, а также ряд выгодных ей территориальных обменов в Истрии и Далмации.

 Верила ли сама Екатерина в возможность практического воплощения Греческого проекта в полном объеме - вопрос достаточно проблематичный. Но следует признать, что химерой или пустыми иллюзиями он не был. Екатерина сознавала свою силу и знала, как с пользой для себя ее использовать. Присоединение Крыма к составу Российской империи весной 1783 г. послужило тому ярким подтверждением.

 Удивительнее всего то, что ликвидация Крымского ханства в 1783 г., означавшее существенное нарушение международного баланса сил, прошла в некой умиротворенной обстановке, не вызвав не только вооруженных, но и открытых политических столкновений между великими державами. Если позиция Венского двора целиком объяснима, то для понимания вопроса о столь мирном поведении Лондона, Парижа и Берлина следует обратиться к предшествовавшей захвату Крымского полуострова политической игре российской императрицы.

 Блестящая, возможно лучшая, политическая комбинация Екатерины II, известная под названием политика вооруженного нейтралитета, явилась той дипломатической уздой для европейских дворов, которая сковала их политическую волю в самый ответственный момент при решении Крымской проблемы [39] . Екатерина и ее окружение полностью отдавали себе отчет в том, что без согласия великих морских держав Европы, а к таковым Россия тогда не относилась, решить проблему закрепления на широком пространстве Черного моря ей не удастся. Но благодаря удачному стечению обстоятельств и точным, хорошо рассчитанным ходам, российская императрица сумела получить в этом вопросе широкое дипломатическое пространство для маневра.

 Арест двух русских торговых судов в Средиземном море испанскими военными кораблями в разгар войны за независимость США подсказал Петербургу удачный дипломатический ход. 28 февраля 1780 г. Екатерина опубликовала свою знаменитую декларацию о вооруженном нейтралитете [40] , согласно которой не участвовавшие в войне страны могли беспрепятственно осуществлять перевоз мирных грузов на судах под своим флагом. Задержка и арест кораблей нейтральных держав объявлялись нарушением международного права, и влекло за собой наказание страны нарушительницы, вплоть до совместного вооруженного выступления против таковой всех держав, принявших декларацию. Формально, и в начале это было действительно так, декларация о вооруженном нейтралитете была направлена против Испании и Франции, связанных между собой фамильным бурбонским пактом [41] . Однако и Испания, и Франция признали декларацию, к которой присоединились также Дания, Швеция, Голландия, Пруссия, Австрия, Португалия и королевство Обеих Сицилий. Таким образом декларация не признавалась лишь одной могущественной морской державой - Великобританией, а русская императрица неожиданно оказалась во главе мощной лиги европейских стран.

 В Лондоне принципы вооруженного нейтралитета были встречены более чем враждебно [42] . “Владычица морей” не могла смириться с навязыванием ей правил свободного судоходства. Простым решением своего адмиралтейства Англия могла объявить любой торговый груз контрабандой или стратегическим военным грузом и конфисковать его. Декларация нейтральных стран резко ограничивала ее “права”. К тому же Сент-Джеймский двор попал в трудное для себя положение, так как в ходе войны лишился американского сырья. Англия попала в полную зависимость от балтийского экспорта, удовлетворявшего потребность в корабельном лесе и шкиперском имуществе ее торговый и военный флот - основу основ британского могущества. Между тем Петербург сумел убедить Данию и Швецию соединиться в рамках конвенции о вооруженном нейтралитете в своеобразную лигу Балтийских стран, объединяя в данной структуре прежде всего свои военно-морские силы [43] .

 В Лондоне понимали, что достаточно было Екатерине в тот момент оказать серьезное давление на Англию и последняя могла оказаться в полной изоляции, перед лицом объединенных сил континентальных держав. Однако Екатерина не слишком усердствовала в этом деле, и делала это сознательно по двум причинам. Во первых, более 60 % всей внешней торговли Российской империи приходилось именно на Англию [44] , а во-вторых, императрица вовсе не желала действовать в интересах Версальского двора, как бы он не стремился к этому, справедливо полагая, что ее собственные интересы будут обеспечены лишь при соблюдении баланса сил двух непримиримых противников - Англии и Франции. Данная политическая линия позволила ей временно нейтрализовать две самые сильные морские державы, относящихся враждебно к ее масштабным планам на юге. Впрочем, царица была склонна заключить союз с Великобританией, чтобы оторвать тем самым Австрию от договора с Францией, на что и в Вене, и в Лондоне смотрели, в целом, положительно. Но Сент-Джеймский двор стремился извлечь из подобного сближения практическую помощь, в частности, заполучить русский экспедиционный корпус для участия в боевых действиях в Северной Америке, а это совершенно не входило в планы Екатерины [45] . Однако возможность подобного союза не исключалась, что представляло собой также действенную меру в сдерживании Лондона и, главное, Парижа в Восточном вопросе.

 Когда 8 (19) апреля 1783 г. Екатерина II обнародовала манифест о присоединении Крыма [46] , Франция, связанная вековыми дружественными отношениями с Турцией, была единственной европейской державой, принявшей близкое участие в судьбе Османской империи. Политические и торговые привилегии французов делали их заинтересованными в сохранении целостности Порты, что диктовалось границами геополитических устремлений Франции в зоне Восточного Средиземноморья. Министр иностранных дел Версальского двора прямо утверждал, что Крым является лишь первым этапом продвижения русских к Босфору, и что поэтому есть необходимость отстоять его [47] . Но именно в этот момент правительству Людовика ХVI пришлось воочию убедиться, сколь серьезный переворот в европейской политике сумела осуществить Екатерина II, пока Франция выясняла свои отношения с Англией в Северной Америке.

 В спешном порядке Вержен предложил Пруссии соединить свои усилия и остановить уничтожение Порты, на что Фридрих II, потерявший реальные рычаги политического управления даже в Германии, а потому смертельно боявшийся Екатерины, ответил отрицательно, соглашаясь лишь помогать “подземным” интригам Франции в Константинополе [48] . Тогда, чтобы хоть как-то оказать влияние на развитие событий, Версальский двор направил депеши в Вену и Петербург с жестким требованием допустить его в качестве посредника в переговорах с Портой. Но российская императрица без стеснения поставила Францию на место, заявив, что не нуждается в посредничестве “в деле, которое никого не касается, кроме нее и ее империи” [49] . Одновременно она написала Фридриху II, что “если Версальский двор, после того, как Россия не воспрепятствовала ему лишить Англию колоний, вздумает возражать против того, что делает она теперь, то ему будет худо” [50] . Эта угроза предназначалась как для ушей старого Фрица, так и для Вержена. Фридрих, в свою очередь, поспешил предоставить Екатерине доказательства своей лояльности, ответив Вержену на официальное предложение союзных отношений следующее: “Я готов делать с Францией все, что только приятно моей главной и первой союзнице, русской императрице” [51] .

 Не менее жесткий ответ получил Версальский двор и от Венского. Через свою сестру, королеву Франции Марию-Антуанетту, Иосиф предлагал французскому правительству “оставаться спокойным, если они хотят, чтобы Порта избежала еще большего несчастья, угрожающего ей” [52] . В противном случае, как утверждал уже австрийский канцлер Кауниц, армии Австрии и России, приведенные в полную боевую готовность, предоставят Версалю веские аргументы. Одновременно Вержен получил достоверные сведения о том, что британский премьер Ч.-Дж. Фокс активно ищет пути сближения с Россией и Австрией, и, в качестве “первого дружелюбного шага”, послал Порте внушение, чтобы она не противилась русской аннексии Крыма [53] .

 Еще весной 1783 г. французский посланник в Константинополе называл захват Крыма “неслыханным примером двуличности, дерзости и бесстыдства” [54] , а в конце этого же года французский курьер прибыл в Стамбул “с добрыми услужностями нашему двору”, как писал князь Голицын в Петербург [55] . Со всех сторон Европы Порта получала внушения оставаться спокойной и смириться с мыслью о потере Крымского полуострова. Это был триумф российской дипломатии, правда, как полагали многие, триумф промежуточный, ибо Крымская проблема влекла за собой слишком значительное перераспределение сил на европейском континенте, чтобы быть решенной одноактовым действием [56] .

  Таким образом, де-факто, а с 1783 г. и де-юре Россия овладела Крымом. Первоначально это было достигнуто благодаря разделу сфер влияния в Крымском ханстве с Турцией, а затем и фактическому разделу территории ханства. Слабость политической системы Османской империи, подъем национально-освободительного движения в различных ее частях, глубокий внутренний социально-экономический кризис делали Турцию неспособной противостоять в одиночку набирающей силу России, обладавшей в рассматриваемый период самой большой и наиболее боеспособной армией в Европе.

 Благоприятная международная обстановка способствовала планам Петербурга. Обострение отношений между Австрией и Пруссией, с одной стороны, и между Англией и Францией, с другой, не позволило европейским державам оказать совместное давление на Петербург, чтобы сохранить в неприкосновенности границы сферы влияния одряхлевшей Блистательной Порты, служившей барьером между Западной и Восточной Европой. Удачно проведенная политическая комбинация на Тешенском конгрессе и создание политической системы вооруженного нейтралитета, выдвинувшие Россию на первые роли в европейских делах, также способствовали решению Восточного вопроса на его первом этапе. Военный и политический союз с Габсбургской империей полностью отвечал интересам России, которая, получив стратегически важные территориальные приобретения, ограничивалась лишь обещаниями о вознаграждениях своей союзницы за счет турецких территорий на Балканах. Но борьба за наследие Крымского ханства была еще далеко не окончена. Европа лишь взяла краткую передышку, чтобы вернуться к решению Восточного вопроса на новом политическом витке. 

[1] См.: Соловьев С.М. История падения Польши// Соч. в 18 кн. - Кн. ХVI.- М., 1995.- С. 405-628.

[2] См.: Дружинина Е.И. Кючук-Кайнарджийский мир 1774 года (его подготовка и заключение).- М., 1955; Sorel A. The Eastern question in the eighteenth century. The partition of Poland and the treaty of Kainardji.- Tr. from Fr. Ed.- N.-Y., 1969.

[3] См.: Туманн. Крымское ханство. Перевод с немецкого издания 1784 г. - Симферополь, 1991.

[4] П. Панин - П. Калнышевскому, 12 (23) окт. 1769 г. - Скальковский А.А. О ногайских колониях в Таврической губернии// Памятная книжка Таврической губернии. - Вып. 1. - Симферополь, 1867. - С. 368.

[5] Там же, с. 370.

[6] Грамота Екатерины II войску запорожскому от 13 (24) сент. 1771 г. - Там же, с. 373.

[7] Екатерина II - Джан-Мамбет-Бею, и всем Едисанским мурзам и всему народу, 28 янв. (7 февр.) 1772 г. - Там же, с. 374-376. Следует учитывать, что транскрипция при написании татарских и турецких имен и географических названий в русских документах была весьма неустойчивой. Сравни: Аджибей, Гаджибей, Хаджибей.

[8] Там же, с.377.

[9] Трактат о вечной дружбе и союзе между Екатериной П и Сагиб Гиреем от 29 янв. (8 февр.) 1773 г. - Одесский областной историко-краеведческий музей, ф.1, оп. 1, д.. 687.

[10] Н.И. Панин - П.А. Румянцеву, ноябрь 1774 г. - Сборник императорского русского исторического общества (далее - Сб.РИО) . - Т. 135. - С. 278.

[11] См.: Ehrman J. The British Government and commercial negotiations with Europe, 1783-1793. - Cambridge, 1962.

[12] С.Р. Воронцов - И.А. Остерману, 31 марта (11 апр.) 1786 г. - Архив внешней политики России (далее - АВПР), ф. Сношения России с Англией (далее - ф. Англия), д. 369, л. 138 об.

[13] Комисаренко А.И., Шаркова И.С. Документы об установлении прямых русско-итальянских торговых связей в середине ХVIII в.// Советские Архивы. - 1972, № 2. - С. 92-95.

[14] См.: Шаркова И.С. Россия и Италия: торговые отношения ХV - первой четверти ХVIII  в. - Л., 1981. - С. 173.

[15] Jauffret E. Catherine II et son regne. - T. 1. - P., 1860. - P. 470.

[16] См. Статистику внешнеторговых операций России второй половины ХVIII в.: Tooke R. Histoire de l’Empire de Russie, sous le regne de Catherine II, et a la fin du dix-huitieme siecle. - T. 6. - P., 1801.

[17] Арш Г.Л., Виноградов В.Н., Достян И.С., Наумов Е.П. Балканы в международной жизни Европы, ХV - начало ХХ века// Вопросы истории. - 1981, № 4. - С. 33.

[18] Всеподданнейшее мнение Н.И. Панина, авг. 1776 г. - СБ.РИО, т. 145, с. 218.

[19] McKay D., Scott H.M. The rise of Great Powers, 1648-1815. - L., 1983. - P. 234-236.

[20] Дружественный ответ Российского двора на мемориал Оттоманской Порты, 8 (19) ноября 1777 г. - Сб.РИО, т. 145, с. 531-535.

[21] Туманн. Указ.соч., с. 24-25.

[22] Екатерина II - канцлеру Н.И. Панину, 10 (21) ноября 1777 г. - Сб.РИО, т. 145, с. 537.

[23] См.: Нерсесов Г.А. Политика России на Тешенском конгрессе, 1778-1779 гг. - М., 1988.

[24] Депеша Гарриса британскому министерству иностранных дел от 5 апр. 1779 г. - Русский архив. - 1874, № 5. - С. 148.

[25] См.: Трачевский А.С. Немецкий вопрос во Франции при Людовике ХVI. - Одесса, 1880.

[26] Дружинина Е.И. Русский дипломат А.М. Обресков // Исторические записки. - 1952. - Т. ХI.- С. 273.

[27] Соловьев С.М. Обзор дипломатических сношений русского двора от Кучук-Кайнарджийского мира по 1780 год./ Соч. в 18 кн. - Кн. ХV. - М., 1995. - С. 197.

[28] Lavisse E. Histoire de France. - T. 9. - P., 1910. - P. 110.

[29] Вержен - Корберону, 28 июня 1779 г. - Recueil des instructions donnes aux ambassadeurs et ministres des France. - T. 9. - P., 1890. - P. 344.

[30] Соловьев С.М. Обзор дипломатических сношений ..., с. 252.

[31] Segur L.P. Memoires. - T. 2.- P., 1827. - P. 261-262.

[32] Екатерина II - П.А. Румянцеву, 29 окт. (9 ноября) 1778 г. - Сб.РИО, т. 27, с. 159.

[33] Соловьев С.М. Обзор дипломатических сношений ..., с. 242. Кстати, именно в Айналы-Каваке решилась судьба и запорожцев, ушедших в Крымское ханство после ликвидации Сечи в 1775 г.: “Порта обязуется выдать Русскому двору перебежавших в ее области Запорожских казаков, если они захотят воспользоваться амнистией, жалуемой им императрицей; а в противном случае, Порта обязуется перевести их на правую сторону Дуная и поселить внутри турецких областей, как можно дальше от Черного моря”. - Там же. Этот документ объясняет, почему запорожцы, поселившись первоначально в Очаковской области, были переведены затем на поселение за Дунай.

[34] Трачевский А.С. Союз князей и немецкая политика Екатерины II, Фридриха II, Иосифа II, 1780-1790 гг. - СПб., 1877. - С. 63.

[35] La Cour de Russie il y a cent ans, 1725-1783. Extraits des depeches des ambassadeurs anglais et francais. - P., 1858. - P. 342-346.

[36] Трачевский А.С. Союз князей..., с. 89.

[37] См.: Madariaga I. The secret Austro-Russian treaty of 1781// Slavonic and East European Review. - 1961.- V. 90. - P. 114 - 145.

[38] Екатерина II - Иосифу II, 10 сент. 1782 г. - Joseph II und Katharina von Russland. Ihr Briefwechsel. - Wien, 1869. - P. 143-157.

[39] См.: Fauchille. La diplomatie francaise et la ligue des Neutres. - P., 1893; Madariaga I. Britain, Russia and Armed Neutrality of 1780. - L., 1962.

[40] Koch C.G. Histoire abregee des traites de paix. - T. 1. - Bruxelle, 1837. - P. 473 - 475.

[41] Lavisse E. Histoire de France. - T. 9, p. 112.

[42] The Political history of England. - V. 10. - L., 1905. - P. 208.

[43] Koch C.G. Op. cit., p. 480-481.

[44] См.: Kahan A. Eighteenth century Russian-British trade // Great Britain and Russia in the eighteenth century. - Newtonwille, 1979. - P. 181-189.

[45] См.: Болховитинов Н.Н. Россия открывает Америку, 1732-1799. - М., 1991. С. 54 - 79.

[46] Манифест Екатерины II по поводу присоединения Крыма к России, апр. 1783 г. - Одесск. Ист.-краевед. музей, ф.1, оп.1, д. 3.

[47] Segur L.P. Memoires, t. 2, p. 263.

[48] Трачевский А.С. Союз князей..., с. 108.

[49] Там же.

[50] Там же.

[51] Там же, с. 109.

[52] Иосиф II - Марии-Антуанетте, 9 сент. 1783 г. - Marie Antoinette, Joseph II und Leopold II. Ihr Briefwechsel. - Leipzig, 1866. - P. 33-34.

[53] Подробнее см.: Memorials and correspondence of Charles James Fox. - V. 2. - L., 1857.

[54] Трачевский А.С. Союз князей..., с. 108.

[55] Там же, с. 109.

[56] См.: Anderson M.S. The Eastern question, 1774-1923. - L., 1966.